Помнится, летом 1936 года работники Алма-Атинской
публичной библиотеки показали мне одну интересную книгу. Она не была еще
заинвентаризирована и внесена в каталог, а мне ее просто принесли и
положили на стол. Я сам некоторое время работал в этой библиотеке и
знал, откуда появляются такие книги.
В подвале много лет стояли огромные наглухо забитые
ящики. Когда приходило время, их приносили наверх и вскрывали прямо
топором, иначе не откроешь, - и вот на свет появлялись брошюрки, связки
старых газет, кожаные фолианты, фотоальбомы выставок, просто альбомы для
стихов с корабликом и скалами на обложке. А на этот раз мне показали по
формату что-то подобное нашему "Алфавиту". Но это была "Мнемозина" -
альманах, выпущенный В, Кюхельбекером в 1824 году. На первой странице
стояло: "Из книг Кондратия Федоровича Рылеева". Надпись, безусловно,
была подлинной, такие рыжие чернила из дубового орешка подделать
невозможно. Да и кто бы стал подделывать - ведь десять лет эта книга
провалялась на дне ящика. Все книги оттуда вынули, а вот ее как-то под
досками не заметили. Притом эти книги дар...
- Да ну же, вы знаете его, на "ха", на "ха", географ
какой-то. Аи, Боже мой, как же вы не помните: вы еще его сборник нам
посылали, стойте, посмотрю. Ну да - Кастанье Иосиф Антонович - не
знаете?
Нет, знаю, конечно, это имя мне приходилось встречать
частенько. Писал Иосиф Антонович много, и хоть не скажешь, что уж больно
хорошо, но ясно, просто, вразумительно. Был он археологом. Сам всюду
ездил, перерисовывал, литографировал, и все это появлялось в толстенных
томах "Трудов Оренбургского археологического общества". Совался он
всюду, и приключения при этом с ним случались всяческие. Так, однажды в
древнем подземелье под мечетью он наткнулся на тринадцать мумий. Они
лежали одна подле другой под грудой истлевшего тряпья, а Кастанье и
старик сторож стояли, согнувшись, чуть не на четвереньках и смотрели на
них. У одного в руках была свеча, у другого кассеты (Кастанье и заполз
сюда, чтобы проявить снимки).
Так вот, эта книга - третий том альманаха "Мнемозина" -
сама видела и Кюхельбекера, и Рылеева. И еще одно: в книгу эту очень
давно, может быть, в декабрьские дни, была спрятана какая-то бумага -
вернее всего письмо или стихи. Сунули эту бумагу второпях, внезапно,
даже не посыпав песком. На двух страницах ясно видны отпечатки слов и
букв. Те же старинные рыжие чернила.
Я листал и вертел эту "Мнемозину", и передо мной
вставало все, о чем здесь пишу, - Кюхельбекер, Рылеев и письмо -
вероятно, это все-таки письмо, - засунутое второпях в первую попавшуюся
под руки книгу, в тот миг, когда в дверь застучали. Не произошло ли это
утром 26 декабря 1825 года, в день ареста? Тогда это письмо так и не
дошло до своего адресата.
Таково было мое первое крупное столкновение с Кастанье.
Через год я встретился с ним снова: проходил пушкинский юбилей, и в
одной из витрин библиотеки (в эти дни она и получила наименование
Пушкинской) появилось старинное издание книги Фенелона "Путешествие
Телемака". Над ней ватман: "Книга из библиотеки А. С. Пушкина, забытая
им в Уральске".
Уральск Пушкин проезжал во время поездок по пугачевским
местам. Тогда он и мог забыть этот толстый крошечный томик. Книга,
забытая Пушкиным в Уральске, - дар Кастанье. Один дар Кастанье - тот
альманах - кажется, давно пропал, так цел ли хоть "Телемак"?
А потом, в 1938 году, я стал работать в Центральном
музее Казахстана и столкнулся с Кастанье очень плотно, пожалуй, много
плотнее, чем хотелось. Этот период моей жизни довольно полно и точно
описан в моем романе "Хранитель древностей". О Кастанье там есть такие
строчки: "Мне просто некуда было от него деваться, столько он набросал
мне камней, и там Кастанье, и тут Кастанье, и везде один и тот же Иосиф
Антонович Кастанье, "ученый секретарь Оренбургской архивной комиссии"
(так он подписывался под своими статьями), "преподаватель французского
языка в Оренбургской гимназии" (так в одной строке сообщил о нем
Венгеров). Так я и не знаю, когда он родился, когда умер и даже какая
цена всем его ученым трудам. Знаю только, что был он подвижен
необычайно. Семиречью предан фанатично... Все идеи и образы мировой
истории, осевшие золотом, мрамором и бронзой, этот человек хотел
привлечь для того, чтоб они объяснили ему, что же такое каменные бабы
его родных степей, - ничего из этого, конечно, не могло бы выйти... Но,
как теперь сказали бы, краеведом Кастанье был первоклассным -
внимательным, неутомимым, знающим, рьяным. Он был из тех, для кого
история - действительно муза". Вот и все, что я знал тогда о Кастанье.
Прошло еще пять лет. Я ушел из музея. Наступила война.
Зимой 1943 года в больнице я написал роман "Обезьяна приходит за своим
черепом". Рукопись пролежала 16 лет и была издана только в 1959 году. Не
знаю, каковы литературные достоинства этого произведения, но тогда это
была весьма своевременная книга. Она как бы вся овеяна морозным дыханием
той трудной военной зимы. Главная ее тема - человеческое первородство и
борьба за гуманизм. Лежа на больничной койке, оторванный болезнью от
всех событий века, я изнывал тогда от собственного бессилия, и еще и еще
раз с полной ясностью понимал, сколько же зла в мир принесла проповедь
беспартийности, нейтральности науки и идеологии. Ведь именно они -
проповедники надклассового гуманизма, люди, "стоящие над схваткой", и
открыли зеленую улицу фашизму. Вот все это я и пытался втолковать
главному герою своего романа - человеку, мне глубоко симпатичному. Это
эдакий безукоризненно честный буржуазный ученый - глава школы
первобытной археологии и антропологии Леон Мезонье. Нарисовал я его
довольно традиционно, но с любовью. В моем изображении это здорово
растерявшийся, как будто бы даже слабый и способный к компромиссам
человек, но ведь "тяжкий млат, дробя стекло, кует булат". И я показываю
Мезонье именно булатом. К познаванию истины, тем не менее, он приходит
очень поздно, перед самым своим героическим самоубийством, почти в ту
минуту, когда в его двери стучатся гитлеровцы. Но так тогда я рисовал
себе образ и судьбу Кастанье. Его смешная, трогательная, но, сознаюсь,
почти полностью выдуманная мною фигура и была тем единственным
материалом, который пошел на создание образа старого профессора.
А загадка дальнейшей судьбы Кастанье продолжала меня
занимать все эти годы. Я знал о нем только то, что в 1912 году он
переменил гимназию в Оренбурге на гимназию в Ташкенте и свои ученые
труды печатал уже в этом городе. Опять пошли описания, заметки,
путешествия, литографии. Последние его "Работы" и "Сообщения" относятся к
концу 1917 года, ну а дальше? Книги молчали, словари молчали и
абсолютное молчание хранили архивы.
В третий раз я вспомнил о Кастанье в 1961 году, когда
начал работать над большим произведением о современности. Первая часть
его под названием "Хранитель древности" опубликована в седьмом-восьмом
номерах "Нового мира" за 1964 год. Но и тогда, в 1961-1963 годах, ничего
нового о Кастанье мне узнать так и не удалось. В Ленинской библиотеке
хранились все его работы все это "Труды" и "Записки" на шершавой бумаге и
в пестрых афишных обложках, но не было и одного слова о нем. Что было
делать? Я отчаялся и написал процитированное выше вот это самое: "Я не
знаю...". Это неособенно достойно, но по крайней мере хоть
добросовестно. Роман вышел, разошелся, появился за рубежом, и вот тогда в
редакцию поступило читательское письмо, которое требовало немедленного
ответа. А с виду это было очень вежливое письмо. Автор вежливо сообщал
редакции, что писатель Юрий Домбровский валяет дурака, что он делает
вид, будто не знает, какими эпитетами честит этого Кастанье Бруно
Ясенский в своем романе "Человек меняет кожу". Вот такими: "Агент
"Интеллидженс Сервис", активный участник контрреволюционной военной
организации, автор книги "Басмачи", вышедшей за рубежом. "Правда,
продолжал автор письма, и сам Бруно Ясенский был потом репрессирован как
агент этого самого "Интеллидженс Сервиса", но коль скоро он
реабилитирован, то значит..."
Я ничего не мог поделать с этой логикой - и прежде всего
потому, что и в самом деле был в чем-то виноват: я же искал сведения о
Кастанье во всей научной, политической, библиографической литературе
века, но вот в беллетристику тридцатых годов заглянуть просто не
догадался. И все-таки я не сомневался, что Ясенский что-то напутал.
Отыскиваю его роман, нахожу соответствующую страницу. Да, все правильно.
Помещена даже довольно обширная выписка из книги "Басмачи". Читаю ее и
вижу, что произошла какая-то невероятная ошибка, что-то просто
сместилось в сознании Бруно Ясенского. Кастанье с исключительной
ясностью разоблачает замыслы английских колонизаторов, показывает, как
они хотели не только задушить революционный Восток руками уголовников,
феодалов и реакционеров, но и превратить его в свою колонию. С прямотой и
точностью ученого-историка он все ставит на свое место. Не остается ни
тени романтической дымки. Все ясно и четко. Все куплено и обусловлено.
За все платят кровью и золотом. Судите сами:
"Переговоры, в которых приняло участие английское
правительство, происходили в сентябре 1918 года. Они были основаны на
следующих обстоятельствах:
1. Басмаческие отряды поступают на службу антибольшевистских организаций.
2. Организации обязаны снабжать басмачество провиантом.
3. Представители английского правительства обязаны снабжать антибольшевистские организации деньгами, оружием и провиантом.
Союз был заключен, связь была налажена, как с басмачеством, так и с мистером Эрестоном, английским консулом в Кашгаре.
Такого рода связи были налажены через посыльных агентов и с белогвардейскими армиями в Сибири и Оренбурге".
Вот и все! Кто платит, тот и заказывает музыку! В трех
этих железных параграфах четко и ясно определена антинародная сущность
басмачества и связь его с английским империализмом.
Тут надо вспомнить и другое: именно в это время и
начался диалог между Советской Россией и Антантой. Антанта требовала с
советского народа царские долги. А мы подробно, в цифрах и
наименованиях, исчисляли ее долги: интервенция на Дальнем Востоке,
десант на Севере, разбойничество в горах и пустынях Средней Азии -
сожженные города, убитые люди, кровь, столько-то миллионов гектаров
пожара и разрухи, столько-то золота. Можно же себе представить, как
кололи глаза антантовской клике параграфы Кастанье.
Но все это, конечно, только общие соображения и
рассуждения. Пока передо мной не ляжет на стол книга Кастанье, я ничего
не имею права утверждать. И вот начинаются поиски. Историю их описывать
не буду, скажу только, что крови она мне перепортила изрядно. Ни в одном
из столичных книгохранилищ книги Кастанье не оказалось. Пришлось
обратиться к зарубежным друзьям. И вот она лежит передо мной. Крошечная
белая книжка, формата "Библиотечки "Огонька". Париж, 1925 год. Книга
написана очень обстоятельно: первая глава - история Средней Азии, вторая
- история мусульманства, затем хроника революционных событий в этом
крае и цитаты, цитаты. Цитаты из советских газет, из "Известий" и
"Правды", цитаты из журнала "Новый Восток". На тридцати страницах я
насчитал 12 цитат из "Правды", 8 - из "Известий", 6 - из "Нового
Востока" и перестал считать дальше. И еще одна глава - большое письмо
Нариманова. И вот конец. Слушайте:
"Таково собрание фактов, характеризующих политическую и
социальную историю басмачества с октября 1917 года по октябрь 1924 года.
Ныне в Центральной Азии на месте Туркестанского края, Бухары, Хорезма
возникли новые советские государства: Узбекская республика, Туркменская
республика; автономные республики - Таджикская, Киргизская,
Кара-Калпакская. Центральная Азия, истерзанная войнами, междоусобицами и
прочими несчастьями, наконец, обрела свободу, покой и счастье". И далее
идут строки о суверенных правах молодых республик, об объявлении
национальных языков государственными, о развитии культуры и свободы под
водительством Советской власти.
Ну что ж, вы меня не обманули, дорогой Иосиф Антонович -
Жозеф Кастанье, как вы подписали эту книгу. Вы остались верны своей
второй родине. Да простит судьба и история тех, кто по какому-то злому
навету и наслышке окрестили вас предателем.
Я жму вам руку, дорогой коллега, и надеюсь, что мне еще предстоит много, много о вас услышать.
Больше чем двадцать лет тому назад вы поселились в моем
воображении как профессор Леон Мезонье - лицо выдуманное и, наверное, не
особенно правдоподобное - продолжайте же теперь жить под своим
настоящим именем как секретарь Ташкентского и Оренбургского общества
любителей археологии, и пусть ничто плохое, случайное, наносное,
невежественное не коснется вашей памяти.
Потому что, говоря откровенно, надеяться на такое великое чудо, что вы еще живы, я никак не могу.
Примечание: Жозеф-Антуан Кастанье в Википедии
Комментариев нет:
Отправить комментарий