«Выбыл вчера, куда – неизвестно...»

Он был молод и красив. Его любили женщины, а он любил их. Он был задирист, самоуверен и зачастую несносен. Николай Асеев – в 1956 году в официальном документе для прокуратуры – обрисовал его психологический портрет следующими словами: «Впечатлительность повышенная, преувеличивающая всё до гигантских размеров. Это свойство поэтического восприятия мира нередко наблюдается у больших поэтов и писателей, как, например, Гоголь, Достоевский, Рабле. Но все эти качества ещё не были отгранены до полного блеска той мятущейся и не нашедшей в жизни натуры, которую представлял из себя Павел Васильев...»

Родился и вырос Павел далеко-далеко от столичных культурных центров России – в Зайсане, местечке близ Павлодара (ныне этот город находится в Казахстане), в семье учителя математики, выходца из казаков. Очень рано начал он читать, сочинять первые стихи – и проявлять свой неуёмный, беспокойный характер. После одной крупной размолвки с отцом 15-летний Павел просто убежал из дома. Добрался до Омска, там тоже не задержался и отправился к Тихому океану, во Владивосток. Именно во Владивостоке его и приметил оказавшийся там в командировке Рюрик Ивнев, который помог Павлу с публикацией в местной газете и организовал его первое публичное выступление.

В июле 1927 года Васильев – с рекомендательным письмом от Рюрика Ивнева – добрался до Москвы. Но поступить на учёбу у него не получилось, и ему пришлось вернуться. Примирение с отцом наступило в Омске. Там же, в Омске, в местных газетах печатались его стихи. И там же Васильев познакомился со своей первой женой. Услышав, как он читает свои стихи, 17-летняя Галина Анучина была покорена. И сам он влюбился в неё мгновенно. К нему пришла большая любовь. Может быть, в первый раз, но далеко не в последний.

В 1930 году они поженились. Впрочем, вначале жили в разлуке: осенью 1929 года Васильев окончательно перебрался в Москву, поступив на Высшие литературные курсы. У него появились новые друзья и новые поклонники.

В 1931 году Галина Анучина приехала к мужу в Москву. Их совместная московская жизнь, полная бытовых неурядиц и переживаний, длилась не слишком долго: в декабре 1932 года Васильев отвёз свою беременную жену обратно, в Омск. И молодая семья распалась. Но нет худа без добра: именно это ведь и спасло – всего-то через несколько лет – и саму Галину Анучину, и единственную дочь Павла Васильева Наталью, родившуюся в 1933 году…

Надо сказать, что 1932 год в жизни Васильева был богат на события. В марте того года он был арестован по так называемому делу антисоветской группы «Сибиряки» (по этому же делу проходил, в частности, и поэт Леонид Мартынов). Это была первая серьёзная встреча Васильева с органами государственной безопасности. Тогда всё обошлось: он получил условный срок. Другим же поэтам, проходившим по этому делу, повезло меньше. Вероятно, Павлу помогло заступничество Ивана Михайловича Гронского – в то время очень влиятельного в литературных кругах человека, ответственного редактора газеты «Известия» и председателя оргкомитета Съезда советских писателей. Именно с тех пор Гронский стал своеобразным ангелом-хранителем Васильева, стараясь по возможности уберечь юного поэта от грозивших ему бед.

Галина Анучина была первой большой любовью поэта и первой его женой. А в конце 1932 года в его жизнь ворвалась другая женщина, которая на следующий год станет его женой и всего лишь через пять лет – его вдовой. Ей придётся пройти через многие обиды и многие несчастья, но свою любовь к Павлу она сохранит до самого конца. Елена Вялова приходилась И.М. Гронскому свояченицей. В доме Гронского они и познакомились. Вернувшись из Омска, Павел Васильев через некоторое время пришёл к Елене – в её небольшую комнатку на первом этаже.

Летом 1934 года одновременно две центральные и две «литературные» газеты опубликовали первую часть большой статьи Максима Горького под названием «О литературных забавах». В этой статье мудрый наставник советских литераторов, в частности, указывал: «Жалуются, что поэт Павел Васильев хулиганит хуже, чем хулиганил Сергей Есенин… Если он действительно является заразным началом, его следует как-то изолировать… От хулиганства до фашизма расстояние «короче воробьиного носа».

В январе 1935 года Павел Васильев был исключён из Союза советских писателей. Тучи над ним сгущались.

Материалов на раскрутку дела о «хулиганстве на грани фашизма» Васильев давал предостаточно. И вот 24 мая 1935 года газета «Правда» опубликовала «Письмо в редакцию», текст которого принадлежал перу Александра Безыменского и в котором коллеги Павла Васильева требовали от властей принять к нему «решительные меры»: «…Павел Васильев устроил отвратительный дебош в писательском доме по проезду Художественного театра, где он избил поэта Алтаузена, сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками… Этот факт подтверждает, что Васильев уже давно прошёл расстояние, отделяющее хулиганство от фашизма…» Ниже стояли 20 подписей, среди которых, увы, оказались имена друзей поэта – Бориса Корнилова, Иосифа Уткина, Семёна Кирсанова, Николая Асеева.

«Он избил поэта Алтаузена»… Так называемый отвратительный дебош с избиением Алтаузена заключался в том, что когда тот в присутствии Васильева позволил себе оскорбительно отозваться о Наталье Кончаловской (а ведь о влюблённости Павла, о его «Стихах в честь Натальи» и о многих других адресованных ей стихах все его друзья, знакомые и просто коллеги прекрасно знали), то Павел не сдержался и ударил «комсомольского поэта».

Суд состоялся 15 июля 1935 года. Вспоминает Елена Вялова: «Утром я позвонила на Петровку, 38, где мне любезно разрешили поговорить с мужем по телефону. Он успел сказать, что завтра его отправляют с этапом в исправительно-трудовой лагерь…»

Но ещё можно было заступиться за Васильева, о чём сообщает Вялова: «В Рязань к Павлу я ездила почти каждую неделю. Не знаю, чем было вызвано подобное расположение, но начальник тюрьмы был со мной крайне любезен. Он не только смотрел сквозь пальцы на мои частые и долгие свидания с заключённым мужем, он снабжал Павла бумагой и карандашами – давал возможность писать стихи… Павла совершенно неожиданно для меня освободили весной 1936 года».

Но железное кольцо вокруг слишком много о себе возомнившего поэта-скандалиста с дурной славой смыкалось…

Васильев был арестован 6 февраля 1937 года. В том же феврале, вскоре после ареста, было написано, вероятно, самое последнее его стихотворение:

Снегири взлетают, красногруды…
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю…

Но увидеть «волчьи изумруды в нелюдимом, северном краю», пусть даже и «на беду», ему было не суждено. Как вспоминает Вялова: «Через четыре месяца я нашла его в Лефортовской тюрьме… Это было 15 июня 1937 года. Сказали, что следующая передача будет 16 июля. Я приехала в назначенный день. Дежурный сказал, что заключённый выбыл вчера, куда – неизвестно… На мой вопрос ответили: «Десять лет дальних лагерей без права переписки…»

Накануне, 15 июля 1937 года, в закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством В.В. Ульриха, «без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей», состоялось скорое разбирательство дела, после чего поэт Васильев был расстрелян. Его обвинили ни много ни мало – в намерении лично убить Сталина. Судя по протоколам, обвиняемый признал себя виновным и в ходе следствия, и на суде.

Павел Васильев погиб в возрасте 27 лет. Он был далеко не ангелом и совсем не героем, но всего лишь поэтом колоссального дарования.
Валентин АНТОНОВ
http://www.lgz.ru/article/11296/