БОГАТЫРСКАЯ ДОБЛЕСТЬ КАЗАКОВ И УДАЛЬ ЛЯХОВ : ТИПЫ ГЕРОИКИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ ГОГОЛЯ

Иван ЕСАУЛОВ

Каноническая редакция повести «Тарас Бульба» (1842) замечательна и тем, что здесь эстетически героизируются не только казаки, но и их наиболее достойные, по мысли автора, противники – «ляхи», которые также стремятся не посрамить чести «шляхтичей» («Кобита, добрый козак и молодой еще, схватился тоже с одним из храбрейших в польском войске, и долго бились они». – 118) (2).

Нас – как читателей – эта героизация не должна удивлять: имеет же место в «Илиаде» героизация и ахейцев, и троянцев. Воспевание обеих противоборствующих сторон вообще присуще поэтике развитого героического эпоса.

Казачья школа

Казаки впадают в детство

Во Владимирской области казаки продолжают экспансию в детские образовательные учреждения. Очередной казачий класс открыт в одной из школ Вязниковского района.

В Нововязниковской школе Вязниковского района Владимирской области открыли кадетский казачий класс на 25 учеников. Инициатива принадлежит руководству школы. Утверждается, что решение принято на основании опроса детей и родителей.

Frankfurter Rundschau: Русских и казаков и по сей день разъединяет непримиримая вражда?

Корреспондент Штефан Шолль пишет в немецком издании Frankfurter Rundschau, что русских и казаков и по сей день разъединяет непримиримая вражда. А объединяет их общая история жестоких войн и кровопролитий, последствия которых ощущаются до сих пор. Ниже перевод статьи  Russen und Kosaken sind unversöhnlich

Для казаков Гражданская война не закончена

В британском издании «Open Democracy» появилась интересная публикация «For the Don Cossacks, Russia’s Civil War».

Поминовение казаков, больше полувека назад погибших от рук британских солдат в Австрии, приняло в России необычный поворот, обернувшись преследованием создателя Музея антибольшевистского сопротивления.

Для донских казаков Гражданская война не закончена

Освальд Шпенглер: «Народ – союз людей, ощущающий себя единым целым»

Являются ли казаки отдельным народом?

А как определяется отдельный народ? Вот что пишет Освальд Шпенглер в "Закате Европы":

«Являются ли эллины, дорийцы или же спартанцы одним народом? А кельты, галлы и сеноны? Если римляне были одним народом, то кем тогда были латиняне? И что за единство подразумевает под собой название этрусков среди населения Италии ок. 400 г.? Не определяется ли их «национальность» точно так же, как басков или фракийцев, – в зависимости от строения их языка? И понятия о каких народах лежат в основе таких слов, как «американец», «швейцарец», «еврей», «бур»? Кровь, язык, вера, государство, ландшафт – что среди всего этого является определяющим для формирования народа? Вообще говоря, языковое и кровное родство устанавливаются исключительно научным способом. Единичный человек абсолютно его в себе не сознает.

С нагайкой на игрушечном коне

В детском саду №5 города Гороховца Владимирской области открылась казачья группа, где детей будут обучать фольклору, традициям и обычаям казачества с патриотическим уклоном

В детском саду №5 города Гороховца открылась «группа юных казачат». Она создана по инициативе представителей местного казачества и согласована с родителями на специальных собраниях.

«Дети начинают изучать основы православной культуры, краеведения, истории казачества Словом, малыши смогут получить всестороннее развитие с православным и патриотическим уклоном», - сообщает пресс-служба администрации Владимирской области.

Что значит быть в форме?

Если использовать имеющий глубокий смысл спортивный термин, это есть потоки существования, находящиеся «в форме». В форме скаковые лошади, которые уверенным и изящным прыжком берут барьер и вновь в едином такте копыт продолжают движение по дорожке. В форме борцы, фехтовальщики и игроки в мяч, которым с легкостью, как само собой разумеющиеся, удаются самые головокружительные приемы. «В форме» та армия, что была у Наполеона при Аустерлице и у Мольтке при Седане.

Практически все, что осуществлялось в мировой истории, как на войне, так и в том продолжении войны духовными средствами, которое мы называем политикой: вся успешная дипломатия, тактика, стратегия, – вне зависимости от того, проводится ли она государствами, сословиями или партиями, – восходит к живым единствам, которые находятся «в форме». К образованию относятся книги, к муштре – постоянный такт и созвучие окружения, в которое ты вчувствуешься, вживаешься: монастырское и пажеское воспитание ранней готики.

Все доброкачественные формы общества, всякий церемониал являются воплощенным тактом некоей формы существования.

Чтобы ими владеть, необходимо обладать тактом. Поэтому женщины, поскольку они инстинктивнее и ближе космическому, быстрее привыкают к формам нового окружения. Женщины из низов, пару лет повращавшись в благородном обществе, обретают безошибочную уверенность, однако с такой же быстротой они и опускаются вновь. Мужчина меняется с большим трудом, потому что он бодрее. Пролетарий никогда не сделается вполне аристократом, аристократ никогда не будет вполне пролетарием. Чем больше в форме глубины, тем она строже и неприступней. Человеку со стороны она представляется рабством; посвященный владеет ею с совершенной свободой и легкостью.

Освальд Шпенглер
из второго тома "Заката Европы"

Шпенглер: Мужчина и женщина

Мужчина переживает судьбу и постигает каузальность, логику ставшего в соответствии с причиной и действием. Женщина, однако, и есть судьба, и есть время, и есть органическая логика самого становления. Именно поэтому каузальный принцип ей неизменно чужд. Всякий раз, как мужчина стремится уяснить себе судьбу, у него с неизменностью возникает впечатление чего-то женского – Мойр, Парк и Норн. Высший Бог никогда не бывает самой судьбой, но ее представляет или над нею властвует – как мужчина над женщиной. В изначальные времена женщина – это также и провидица, не потому, что она знает будущее, но потому, что женщина будущее и есть. Жрец лишь истолковывает, женщина же и есть оракул. Из нее вещает само время.
Мужчина делает историю, женщина же и есть история.

Что есть истина?

Когда Иисуса привели к Пилату, мир фактов и мир истин столкнулись здесь непосредственно и непримиримо – с такой ужасающей ясностью, с таким буйством символичности, как ни в какой другой сцене во всей мировой истории. Раздвоенность, на которой изначально основывается всякая наделенная свободой передвижения жизнь, – уже в силу того, что она есть, что она представляет собой и существование, и бодрствование, – приняла здесь наивысшую из всех вообразимых форм человеческого трагизма. В знаменитом вопросе римского прокуратора: «Что есть истина?» – единственной фразе во всем Новом Завете, в которой о себе дает знать раса, уже заложен весь смысл истории; здесь содержатся указания на исключительную значимость деяния, на ранг государства, на роль войны и крови, на безоговорочное засилье успеха и на гордость величием судьбы. И не уста, но безмолвное чувство Иисуса ответило на это другим, фундаментальным, если говорить о религиозной стороне жизни, вопросом: «Что есть действительность?» Для Пилата она была всем, для него – ничем. Только так и не иначе может противостоять подлинная религиозность истории и ее силам, только так и не иначе должна она оценивать деятельную жизнь, а если она все же поступает по-другому, она перестает быть религией и сама оказывается жертвой духа истории.

«Мое царство не от мира сего» – вот последние его слова, которые не перетолкуешь, которые всякий должен примерить к себе, чтобы понять, на что подвигают его рождение и природа. Существование, пользующееся бодрствованием, или же бодрствование, подминающее существование; такт или напряжение, кровь или дух, история или природа, политика или религия: здесь дано только или-или, и никакого добросовестного компромисса. Государственный деятель может быть глубоко религиозен, а богомолец может умереть за отечество, однако оба они должны сознавать, по какую сторону находятся на самом деле.

Освальд Шпенглер
из второго тома "Заката Европы"

Нации понимают друг друга столь же мало, как и отдельные люди

«Если между душами двух культур пролегает непроницаемая перегородка, так что ни один западный человек не может надеяться в полной мере понять китайца или индуса, то это же самое, причем в высшей степени, относится и к оформившимся нациям. Нации понимают друг друга столь же мало, как и отдельные люди».

Освальд Шпенглер
из второго тома "Заката Европы" 

Шпенглер пишет про взаимное непонимание культур, что даже в современной физике и химии от нации к нации

 заметно отличаются научные методы,

выбор и характер экспериментов и гипотез, 

их взаимное соотношение

и их значение для хода и целей исследования

Народы до культуры, внутри нее и после

Народы – это не языковые, не политические и не зоологические единства, но единства душевные. Однако именно на основе этого чувства я и выделяю народы до культуры, внутри нее и после. Таков уж изначально воспринимаемый каждым факт, что культурные народы представляют собой нечто более определенное, чем другие. То, что им предшествует, я называю пранародами. Это те преходящие и разнохарактерные людские объединения, что возникают и распадаются без какого-либо постигаемого правила в круговороте вещей, а под конец, в предчувствии еще не рожденной культуры, например в догомеровскую, дохристианскую и германскую эпоху, сплачивают население в группы по целым слоям, тип которых делается все более определенным, между тем как сама человеческая порода здесь почти не меняется. Такая последовательность слоев ведет от кимвров и тевтонов через маркоманнов и готов к франкам, лангобардам и саксам. Пранароды – это иудеи и персы эпохи Селевкидов, «народы моря», египетские номы во времена Менеса. То, что за культурой следует, я называю феллахскими народами – по наиболее знаменитому их примеру, египтянам после римского времени.

Необходимо установить раз и навсегда: великие культуры есть нечто всецело изначальное, поднимающееся из глубочайших недр душевности. Напротив того, народы, находящиеся под обаянием культуры, оказываются и по своей внутренней форме, и по всему своему явлению не творцами, но произведением этой культуры. Эти образования, в которых в качестве материала воспринимается и преобразуется человечество, обладают своим стилем и историей стиля – точно так же, как виды искусств и способы мышления. Афинский народ – символ не в меньшей степени, чем дорический храм, англичанин – символ не в меньшей степени, чем современная физика. Народы – лишь символические формы, сплотившись в которые люди этих культур исполняют свою судьбу.

из второго тома "Заката Европы" О.Шпенглера

Шпенглер о военной аристократии

"Величайшее значение имеет как раз то, что идеал этот никогда не бывает выражен во всем населении, но по преимуществу – в его военном элементе, и прежде всего в подлинной аристократии, т. е. в тех людях, которые живут всецело в мире фактов, под обаянием исторического становления, в людях судьбы, которые чего-то желают и на что-то отваживаются, хотя именно в раннее время иноплеменник, занимающий высокий ранг по внешним и внутренним качествам, не встречал каких-либо препятствий при принятии в господское сословие. Сильный душевный элемент обрабатывает тело как произведение искусства. Римляне, сами чрезвычайно разнородного происхождения, образуют посреди италийской путаницы племен расу, обладающую строжайшим внутренним единством, – ни этрусскую, ни латинскую, ни «античную» вообще, но специфически римскую. Если кто желает воочию убедиться в крепости народного элемента, пусть полюбуется на римские бюсты последнего республиканского времени".

Освальд Шпенглер
из второго тома "Заката Европы" 

Освальд Шпенглер: народ – это единство души. Великие события истории совершены народами не были, но скорее породили на свет их самих; любовь и раса

"Для меня народ – это единство души. Все великие события истории, собственно говоря, совершены народами не были, но скорее породили на свет их самих. Всякий поступок изменяет душу деятеля. Пускай даже поначалу кто-то сплотился вокруг знаменитого имени; то, однако, что за его звучанием стоит народ, а не шайка, – скорее следствие, а не предпосылка великого события. Остготы и османы стали тем, чем стали, лишь благодаря судьбам, которые постигли их в ходе странствий. «Американцы» не переселились из Европы: имя флорентийского географа Америго Веспуччи обозначает сегодня в первую очередь часть света, однако вслед за этим – и настоящий народ, обретший свой самостоятельный характер вследствие душевного потрясения 1775 г., но прежде всего в результате Гражданской войны 1861-1865 гг.

Иного содержания у слова «народ» не имеется. Определяющим не является ни единство языка, ни единство телесного происхождения. Что отличает народ от населения, выделяя его из населения и позволяя ему вновь в нем раствориться, – это неизменно внутреннее переживание «мы»… Существуют энергичные и вялые, преходящие и несокрушимые формы народов. Они могут менять язык, расу, имя и страну: пока живет их душа, они внутренне присоединяют к себе людей какого угодно происхождения и их переделывают. Название «римляне» обозначает во времена Ганнибала один народ, а в эпоху Траяна – всего только население. Но если, несмотря на это, народы и расы, и с немалым основанием, упоминаются друг подле друга, при этом подразумевается общепринятое сегодня понятие расы эпохи дарвинизма. Не следует полагать, что какой бы то ни было народ могло сплачивать просто единство телесного происхождения и такая форма могла бы продержаться хотя бы на протяжении десяти поколений. Необходимо повторить еще и еще, что это физиологическое происхождение существует только для науки и ни в коем случае – не для народного сознания и что этим идеалом чистой крови никакой народ никогда не вдохновлялся. Обладание расой – это вовсе не что-то там материальное, но нечто космическое, нечто направленное, ощущаемое созвучие судьбы, единого шага и поступи в историческом бытии. Из непонимания этого абсолютно метафизического такта возникает расовая ненависть, которая между немцами и французами нисколько не слабее, чем между немцами и евреями, но, с другой стороны, из одинакового биения пульса возникает подлинная, родственная ненависти любовь мужчины и женщины. В ком нет расы, тому эта опасная любовь неведома".

Судьбы, имена народов и их переселения

От судьбы народов нам необходимо отделять судьбу имен народов. Часто это бывает единственное, о чем вообще сохранилось свидетельство; однако возможно ли по имени каким бы то ни было образом заключать об истории, происхождении, языке или хотя бы лишь идентификации его носителей? Ошибка исследователей опять-таки в том, что отношение между тем и другим, причем не в плане теории, но практически, видится им таким же простым, как, к примеру, в случае теперешних личных имен. Но имеет ли вообще кто-нибудь представление о количестве заложенных здесь возможностей?

Казаки на востоке Украины заставляют пьяных пить подсолнечное масло

Казаки на востоке Украины ввели собственную систему наказаний, в которой есть удары плетьми, привязывания к позорным столбам, избиения и смертная казнь. Законные суды не могут повлиять на ситуацию, и в хаосе военного конфликта число случаев самосуда и произвола только увеличивается, пишет Мстислав Чернов в своей статье для немецкой газеты Die Welt.

В Новороссии союзники убивают казаков

"Автоколонна ползла по ухабистой дороге посреди равнин подконтрольной сепаратистам Восточной Украины во время, как предполагалось, обычной поездки лидера повстанцев. Вместо этого она завершилась катастрофой", - пишет корреспондент The New York Times Эндрю И. Крамер.

"Сначала на дороге взорвалась бомба. Потом пулеметчики открыли огонь по обездвиженной колонне. Когда внезапное нападение закончилось, пять телохранителей, пресс-секретарь и глава повстанцев Алексей Мозговой лежали мертвыми", - описывает Крамер произошедший инцидент.

На данный момент повстанцы сражаются на Украине уже почти два года, но... последние полгода, например, кровавое нападение в мае, происходит убийство казаков союзниками.

Все они бесплодны

Вырождающийся человек выбирает спутницу жизни, изначальный человек – мать своих детей; когда в сознании возникают жизненные вопросы вообще, оказывается под вопросом сама жизнь

«Дети не появляются не потому только, что сделались совершенно несносны, но прежде всего потому, что возвысившаяся до крайности интеллигенция более не находит никаких оснований для их существования.

Поворот к смерти

«Налицо всецело метафизический поворот к смерти. Последний человек города не хочет больше жить, не как отдельный человек, но как тип, как множество: в этом совокупном существе угасает страх смерти. Мысль о вымирании семьи и рода, наполняющая подлинного крестьянина глубоким и необъяснимым ужасом, утрачивает теперь всякий смысл. Продолжение родственной себе крови внутри зримого мира уже не является для этой крови долгом, жребием, всем, оно не воспринимается больше как судьба».

Читая «Камасутру», понимаешь, что за люди находили вкус в буддизме

«Интеллектуальному напряжению известна лишь одна специфически присущая мировой столице форма отдыха: разрядка, «развлечение». Подлинная игра, радость жизни, удовольствие, упоение, которые возникают из космического такта, в сути своей теперь непонятны. Вновь и вновь во всех мировых столицах всех цивилизаций повторяется переход от напряженнейшей практической мыслительной работы к ее противоположности, сознательно вызываемому расслаблению, духовное напряжение заменяется телесным, спортивным напряжением, телесное – чувственным «наслаждением» и духовным «возбуждением» посредством игры и пари, чистая логика повседневной работы замещается сознательно употребляемой музыкой. Кино, экспрессионизм, теософия, боксерские бои, негритянские пляски, покер и бега – все это можно встретить уже в Риме, и знатоку следовало бы включить в круг обследуемого материала индийские, китайские и арабские мировые столицы. Достаточно привести лишь один пример: читая «Камасутру», понимаешь, что за люди находили вкус также и в буддизме, и начинаешь другими глазами смотреть на сцены боя быков в критских дворцах. Несомненно, в основе культ, однако и над ним распространяется такой же аромат, как над фешенебельным римским городским культом Исиды в соседстве с Большим цирком».

Освальд Шпенглер
из второго тома "Заката Европы" О.Шпенглера

Мы стоим перед фактом бесплодия "цивилизованного человека"

«Итак, существование все более лишается корней, бодрствование же охватывает все большее напряжение, а тем самым спектаклю исподволь готовится конец; и вот теперь все оказывается внезапно залитым ярким светом истории: мы стоим перед фактом бесплодия цивилизованного человека».

Освальд Шпенглер
из второго тома "Заката Европы"

Религия – основа любой картины мира, в том числе – научной; способна ли критика разрешить великие вопросы

«Первобытный человек создал себе религиозную картину мира еще задолго до того, как стал мыслить абстрактно. Картина эта и является тем предметом, над которым теперь критически трудится рассудок. Вся наука выросла из религии и цельных душевных религиозных предпосылок и не является ничем, кроме как абстрактным улучшением прежнего учения, рассматриваемого как ложное и менее абстрактное. Наука продолжает сохранять религиозное ядро в багаже своих фундаментальных понятий, что влияет на постановку научных задач и научные методы. Всякая обнаруживаемая рассудком новая истина представляет собой не что иное, как критическое суждение относительно другой, уже имевшейся. Вследствие полярности нового и старого знания в мире рассудка имеется лишь относительно верное, а именно суждения более убедительные, чем прочие. Критическое знание покоится на вере в превосходство сегодняшнего понимания над вчерашним. А тем, что принуждает нас к этой вере, оказывается опять-таки жизнь.

Так способна ли критика разрешить великие вопросы, или она может лишь устанавливать их неразрешимость? В начале знания мы верим в первое. Чем больше мы узнаём, тем более очевидным для нас становится второе. Пока мы сохраняем надежду, мы называем тайну проблемой».

Освальд Шпенглер

Немецкий философ Освальд Шпенглер пишет во втором томе "Заката Европы"

"Ибо лишь человек действующий, человек судьбы живет в конечном счете в действительном мире, в мире политических, военных и экономических решений, в котором не принимаются в расчет понятия и системы. Славный выпад здесь ценнее славного вывода, и вовсе не безосновательно то презрение, с которым воины и государственные деятели во все времена относились к чернильным крысам и книжным червям, державшимся мнения, что мировая история делается ради духа, науки или даже искусства. Скажем без обиняков: понимание, освободившееся от ощущения, представляет собой только одну, причем не решающую, сторону жизни. В истории западной мысли вполне могло не быть имени Наполеона, а в действительной истории Архимед со всеми его научными открытиями сыграл, быть может, менее значительную роль, чем тот воин, что зарубил его при взятии Сиракуз. Величайшее заблуждение теоретически ориентированных людей – полагать, что их место на острие, а не в хвосте великих событий".

Это просто мудрость рубаки-казака 

ИСТОРИЯ ЕВРАЗИЙСТВА (отрывок из книги Сергея Белякова "Гумилёв сын Гумилёва")

История евразийства начинается в Софии, где в 1920 году тридцатилетний русский филолог Николай Сергеевич Трубецкой, эмигрант, недавно получивший место в Софийском университете, опубликовал небольшую брошюру под названием «Европа и человечество».

Главная мысль князя Трубецкого – европейцы только собственную культуру считают общечеловеческой, хотя она, в сущности, не хуже, но и не лучше всех прочих культур. Более того, высших и низших культур вообще нет, писал Трубецкой, предвосхищая Тура Хейердала и современных идеологов мультикультурализма: «Дело тут не в том, что "дикари" по своему развитию ниже европейцев, а в том, что развитие европейцев и дикарей направлено в разные стороны, что европейцы и "дикари", по всему своему житейскому укладу и по вытекающей из этого уклада психологии, максимально отличаются друг от друга… "высших" и "низших" культур и народов вообще нет, а есть лишь культуры и народы, более или менее похожие друг на друга». Европеизацию Трубецкой считал безусловным злом. Всякий народ, решивший «присоединиться к Европе», теперь «светит отраженным светом» и даже уподобляется обезьяне, которая подражает чужим повадкам. Такой народ обречен на вечное подражательство, вечную отсталость, вечное подчинение романо германцам, материальную и духовную зависимость от них.